Лекарства от рака, ВИЧ и старости, препараты на основе стволовых клеток, выращивание искусственных органов и их трансплантация – этим и многим другим занимается уникальный, единственный в России НИИ медицинской приматологии РАМН в Сочи.
Вместе со своим обезьяньим питомником он расположился неподалеку от села Веселое, почти на границе с Абхазией. В 1991 году НИИ перебазировался в Сочи из Сухуми. Тогда в результате грузино-абхазского конфликта часть сотрудников, возглавляемая академиком Борисом Лапиным, вместе с оборудованием переехала в Адлер. Обезьян вывезти не удалось: война, хоть бы людей спасти, и почти пять тысяч животных погибли. Не от голода, а от холода зимой.
Под руководством российского медицинского светила Бориса Аркадьевича Лапина, руководившего институтом более 50 лет, здесь изучали методы лечения сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний, вирусного гепатита, полиомиелита, кори, сыпного тифа и т. д. Проводили исследования по эндокринологии, радиобиологии, СПИДу, в различных областях космической физиологии и медицины, испытывали лекарственные препараты.
Институт до сих пор держит научные позиции, но выживает непросто. Об этом и многом другом нам рассказал Олег Вышемирский, заместитель директора НИИ медицинской приматологии по научной работе.
— Олег Иванович, насколько изменились научные «пристрастия» НИИ со времен Сухуми?
— Они остались практически теми же. Мы проводим моделирование заболеваний человека инфекционной и неинфекционной природы на обезьянах. И еще испытываем лекарства, вакцины, разрабатываем и отрабатываем профилактику и лечение заболеваний.
— А что достигнуто, например, в области онкологии?
— В последнее время мы протестировали десять отечественных препаратов против онкологических заболеваний. В этой сфере – целая революция, связанная с гуманизированными моноклональными антителами. Они раньше использовались для улучшения диагностики. Случайно выяснилось, что они еще и лечить могут! Но нужно знать точные дозировки, методы и способы введения. Несколько препаратов прошли у нас первые клинические испытания на наших питомцах и скоро поступят в аптеки.
— Все-таки путь от клинических испытаний до аптечных прилавков – несколько лет. А людям эффективные лекарства нужны сейчас. Вот много шума вокруг исключительной пользы стволовых клеток, а что-то нет в продаже препаратов на их основе…
— Да, от исследований до аптеки примерно 7-8 лет. Объясняется это еще и тем, что стволовые клеточные технологии все же удел клинических стационаров. Последние данные исследований нашей лаборатории иммунологии и биологии клеткисовместно с краевой клинической больницей имени Очаповского показали, что стволовые клетки обезьяньего происхождения очень хорошо лечат. Обезьяны, которым их вводили при инфаркте, гораздо легче его переносили, с меньшими последствиями, а рубец в сердце был нежным, рыхлым и прорастал здоровыми сердечными клетками.
Стволовые клетки – надежная защита сердца при химиотерапии с использованием кардиотоксичных препаратов. Интерес к результатам экспериментов огромный.
— Согласно библейским преданиям, Адам жил почти 1000 лет. Сейчас срок, отпущенный людям — 60-80 лет. А что современная наука предлагает для продления жизни?
— Мы совместно с Санкт-петербургским НИИ геронтологии и биорегуляции проводили доклинические испытания нескольких препаратов из области геронтологии. Например, эпиталамин — он, конечно, не сделает старого человека молодым, но улучшит качество его жизни: укрепляются кости, нарастает мышечная масса. Вообще профессор Владимир Хавинсон, возглавляющий упомянутый институт, как-то высказал идею, что долголетие – это гены, полученные по наследству, и экология.
Конечно, важно и отношение к жизни, чтобы пожилой человек был востребован. Это большой стимул. Можно поставить в пример научного руководителя НИИ приматологии академика Лапина. В свои 93 года он продолжает работать, у него ясный ум, четкая память, ведет аспирантов, пишет статьи. К сожалению, на 88-м году жизни его супруга умерла от рака. Но даже после такой трагедии и в таком возрасте он выздоравливает, собирается жить и работать дальше…
— И создавать лекарства, в том числе от неизлечимых болезней. В чем и помогают обезьяны. Обезьян все же жалко…
— Обезьяна – самое близкое к человеку в эволюционном и физиологическом аспектах животное, так называемый лабораторный двойник. Можно получать результаты опытов на свинках, мышках, крысах, кроликах, что и делается. Но чтобы данные опытов переносить на человека – для этого нужны обезьяны.Эксперименты проводятся с соблюдением всех этических и гуманных норм под контролем этического комитета при НИИ. Обезьяны не страдают, не чувствуют боли. Если положение безысходное, чтобы животное не мучилось, его усыпляют.
Нет такой области медицины, в развитие которой не вложили бы эксперименты с ними. Они помогают искать пути лечения болезней, одинаковых у людей и их меньших братьев. На основе их поведения в группе, вольере, семье изучается, в том числе, нервно-психическая деятельность человека.
Например, у профессора Валерия Чаляна, возглавляющего зоотехническую лабораторию, вышло много работ по типам агрессивного поведения обезьян, по их социальной иерархии. Все это можно моделировать и на человеческое сообщество, так как у них то же, что и у нас: любовь, ревность, ненависть, предательство, подхалимаж.
А сочинский ученый Евгения Чиркович, референт академика Лапина, в свое время провела уникальный эксперимент, доказавший, что инфаркт миокарда может развиваться и при «стеклянно-чистых» сосудах, не только из-за того, что коронарные артерии забиваются атеросклеротическими бляшками. То есть из-за стресса. Для этого она отсадила за сетку самца павиана. Он, вожак, видел всю свою семью – самок, деток, подрастающую молодежь из других семей, и его видели. Но вмешаться, ничего сделать не мог. Первые несколько дней молодые самцы побаивались его окриков из-за сетки, а потом начали безобразничать, устанавливать свои порядки, нарушать иерархию. Вожак впал в жуткий стресс и на третий день погиб от обширнейшего инфаркта миокарда.
Исследованиями воздействия стресса на организм занимается также крупный ученый Надежда Гончарова. Она доказала, что реакция на стресс зависит не только от возраста, но и от особенностей психотипа человека и обезьяны. Животные с депрессивным психотипом реагируют гораздо серьезнее, сложнее, у них больше последствий.
— А есть заболевания, которыми обезьяны «наградили» человечество?
— Раньше считалось, что вирус иммунодефицита человека создали американцы и выпустили гулять по свету. Но потом европейские и американские ученые доказали его природное происхождение. ВИЧ-1 человечество получило от шимпанзе, а ВИЧ-2 – от дымчатого мангобея. Мало того, в Африке, оказывается, у 35 видов обезьян есть свои вирусы иммунодефицита приматов. И нет гарантии, что сегодня-завтра к нам не попадут ВИЧ-3, ВИЧ-4 и т.д.
— На территории НИИ перед обезьяньим питомником видела космическую капсулу с фигурами обезьян. Вы до сих пор причастны к космическим исследованиям?
— Несколько лет назад мы завершили участие в программе «Марс-500»: была идея послать человека на Марс. В экспериментах с участием наших питомцев моделировались не условия полета, а космического облучения. Когда космонавт летает по орбите вокруг Земли, он защищен ее электромагнитной оболочкой, или магнитосферой. Если улетает дальше Луны, она перестает действовать, и тогда обрушивается весь спектр космических лучей — ионизирующих, проникающих, радиоактивных, и солнечных, и из галактики. Это опасно, и надо создавать специальные защитные устройства.
— Сейчас мире встревожен вспышкой лихорадки Эбола. Как интегрированы сочинские ученые в ее изучение и борьбу с ней? И какие еще новые направления осваивает НИИ медицинской приматологии?
— Вирус Эбола из Африки завезен в Испанию, США. По информации ВОЗ, в мире смертельной лихорадкой заболели уже порядка 10 тысяч человек, более пяти тысяч — погибли. Минздрав утвердил по ней программу, и мы активно включаемся в эту работу.
На базе НИИ приматологии сейчас разворачивается еще одно направление в сотрудничестве с НИИ фармакологии РАМН имени Закусова в Москве. По данным экспериментов, хронический алкоголизм у обезьян можно смоделировать. Выяснилось, что есть группы приматов, с удовольствием принимающих спиртное. А другие категорически отказываются.
С приходом два года назад нового директора Сергея Орлова, профессора, хирурга-онколога, появилось принципиально новое направление работы института. Это искусственные органы, их выращивание и трансплантация. В связи с этим оживилось сотрудничество с Ганноверской медицинской школой, одной из крупнейших европейских клиник. Сердечные клапаны пока подсаживают под кожу, фиксируется реакция организма в ответ на трансплантацию. Если будут обнадеживающие результаты, пойдем на операцию на сердце.
— В связи с уникальностью НИИ приматологии и проводимых им экспериментов хотя бы в последнее время как-то меняется отношение властей к финансированию науки?
— Ответ один: зарабатывайте сами. Несмотря на то, что без приматологии целые направления медицинской науки в стране угаснут. И мы будем закупать вакцины за рубежом, поставим крест на разработке отечественных препаратов. А эксперименты будем проводить втридорога в заграничных институтах.
НИИ медицинской приматологии – единственный в стране и первый в мире, по образу и подобию которого создавали профильные институты за границей. Вот американцы сразу после войны приезжали в Сухуми, перенимали опыт. Теперь у них девять государственных приматологических центров, и около двадцати — частных. По нескольку их и в странах Евросоюза, Японии, Китае, Индонезии, Вьетнаме.
Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Надо зарабатывать. Заключать договоры, используя уникальную базу, оборудование, научный потенциал сотрудников. С приходом Орлова мы активнее это делаем. Выполняем заказы коммерческих фармацевтических фирм по исследованию эффективности препаратов, вакцин. И так поддерживаем научных сотрудников и главное, персонал, который ухаживает за обезьянами. Ведь ставки мизерные, ниже прожиточного минимума. У лаборанта и препаратора – 3,5 тысячи, у научного сотрудника – 6, если с кандидатской – 9-10, у зоотехников и рабочих по уходу – 7 тысяч рублей. Когда до 18-20 тысяч рублей подняли базовую зарплату, люди к нам потянулись.
Академик Лапин куда только ни писал – в правительство, президенту, в министерство, — надо сохранить НИИ, дать дополнительное финансирование. Его инициативу создания Национального междисциплинарного центра клинических испытаний на словах поддерживают, а на деле… По сути, мы и так уже являемся им, сотрудничаем со многими НИИ в стране и за границей. Но статус, финансирование были бы другие.
Вот видели у нас на территории небольшую коробку недостроя? Это начало будущего научного центра с современными лабораториями, операционными, научной библиотекой и т.д. Мы попали в федеральную целевую программу. Финансирование, как всегда, приходит в конце года… Да и вообще, неизвестно, как в связи с кризисом с ним будет.
— Так сейчас-то вы не испытываете кадрового голода?
— Нам нужны и рабочие по уходу, и зоотехники, и ветеринары, и молодые научные кадры. Частично проблема с последними снимается за счет работы на базе нашего НИИ Сочинского института Российского университета дружбы народов. Некоторые выпускники потом приходят к нам работать.
