Анна Грицевич
В конце декабря Туапсинский районный суд заменил условный срок, назначенный экологу Евгению Витишко по делу о порче забора «Дачи Ткачева», на реальный – три года колонии-поселения. Защита обжаловала это решение. Апелляцию суд рассмотрит 22 февраля. В интервью «Сочинским новостям. рф» Евгений Витишко рассказал о том, почему не последует примеру своего друга Сурена Газаряна и не уедет из страны, а также о том, почему защита природы стала делом его жизни.
Приезд Евгения Витишко в Сочи для встречи с журналистами был обставлен в лучших традициях детективного жанра. О месте и времени по телефону не договаривались, в соцсетях не писали. Тем не менее, в два часа дня в субботу в редакции «Сочинских новостей. рф» оказались активисты Экологической вахты по Северному Кавказу, журналисты и даже депутаты Городского собрания Сочи. В результате из эксклюзивного интервью получилась пресс-конференция.
— Срок, который мне дали, не убьет те зачатки гражданского общества, к которому мы все так стремились, — заявил Евгений Витишко. — Я не считаю, что мое осуждение направлено конкретно против меня, это скорее такой своеобразный шаг запугивания, с помощью которого власть хочет показать, что на моем месте может быть каждый гражданский активист, который говорит правду.
На самом деле я не совершал то деяние, которое мне инкриминируют. На тот момент, когда завели уголовное дело, я являлся кандидатом в депутаты Государственной думы. Мало того что я никаких противоправных действий не совершал, — ко мне по закону не могли применить никаких санкций без санкции Генерального прокурора. Но случилось то, что случилось. Из всех участников той акции привлекли только нас с Суреном Газаряном. Не скажу, что мы были самыми активными борцами против забора «дачи Ткачева». Забор — как символ. Символ тех незаконных действий. Одни люди могут делать все, что им угодно, а другим запрещено даже к морю подойти. Захват лесных земель, захват территории пляжей, это особенно хорошо ощущают жители города Сочи. Пляжи перекрыты, скоро вообще к ним будет не подобраться.
— Как вы оцениваете всю эту ситуацию с изменением вашего условного срока на реальный? Думаете, суд выполнял чей-то заказ? И не боитесь ли вы за свою жизнь?
— Во время отбывания мною условного срока меня ограничили, как могли, правда, в рамках действующего законодательства. Я должен был находиться дома с ноля часов до шести утра. И без уведомления не выезжать за пределы Туапсинского района. После судебного заседания, на котором было принято решение лишить меня свободы, я разговаривал с судьей, и он мне сообщил: исполнительная инспекция уже шесть раз выходила с инициативой изменить мне условный срок на реальный. Это говорит о том, что то пристальное внимание, не скажу, что к моей персоне, в целом к членам Совета Экологической вахты и другим гражданским активистам, оно не ослабевало, мало того, очевидно, что это внимание нарастает с приближением к Олимпиаде.
Мне же и раньше делали предупреждения. Сколько раз колеса моей машине прокалывали, потом вообще сожгли автомобиль. Теперь предупреждения уже намного серьезнее – колония-поселение. Что будет дальше, не знаю. Вроде бы у нас теперь не бандитское государство, наверное, не убьют. Застрелить меня невыгодно. А вот посадить или дискредитировать в целом — это в стиле нашей власти.
После судебного заседания мы с судьей почти полчаса разговаривали, он пытался мне объяснить, что ничего не может сделать. Это, говорит, как правила дорожного движения: вот переехал ты сплошную — и все, отвечай. Он, якобы, и так мне помог. Возле здания суда по периметру стояло большое количество сотрудников полиции и автозак. Они готовы были взять меня под стражу в зале суда.
— Ваш друг и соратник Сурен Газарян для себя все решил и уехал из страны. У вас были для этого возможности? Почему вы не сделали то же самое?
— Я буду добиваться полной отмены своего приговора. Я хочу остаться на свободе и в дальнейшем ту работу, которую вел, так и буду вести. Другого варианта нет. Многие мне предлагают сейчас уехать туда, куда Газарян уехал. Но я считаю, что это будет неправильно. Этим действием я соглашусь со всеми обвинениями, кроме того, я выпаду из процесса. Я не смогу ни на что влиять. И это подчеркнет ненужность действий моих коллег. Мне хочется остаться именно в этом поле и продолжить то, что мы делали все это время. У нас фактически нет механизма влияния на власть. Те структуры, которые созданы администрацией Краснодарского края, в лице Общественной палаты, Общественного совета, — они никакие. Их цель только поддержание существующего режима. Что касается моего срока… Это борьба, и это может произойти в нашей стране с каждым гражданским активистом.
— Вы сказали, что Экологическая вахта предсказывала тот урон, который нанесет олимпийское строительство экологии Сочи. Насколько оправдались предсказания?
— Сейчас мы работаем над общим докладом Экологической вахты по Северному Кавказу о влиянии Олимпийских игр на жизнь города Сочи и страны в целом. Самая главная проблема, на наш взгляд, это то, что было изменено российское законодательство, причем в сторону ослабления. Дважды, в 2006 и 2009 годах, был изменен закон об особо охраняемых природных территориях, в угоду олимпийским строителям изменены Лесной и Водный кодексы. Сам олимпийский закон, по которому строились Игры, противоречит Конституции России и многим техническим регламентам.
Я по образованию не эколог, я — геолог, и я могу анализировать то состояние, которое было первоначально, в момент начала строительства олимпийских объектов и сейчас. Изначально решение о строительстве олимпийских объектов принимали управленцы. Не имея первоначальной геологической информации. Потом работали проектировщики, и только потом занимались изысканиями. Это вообще не имеет ничего общего со здравым смыслом.
Многие последствия всего этого уже сейчас видны. Банально — увеличение стоимости строительства объектов. Например, трамплина, с одного до восьми миллиардов рублей. Это только потому, что место размещения его выбрано каким-то странным образом. Построили на оползне, и в дальнейшем его трудно будет сохранить. Его просто разберут и увезут. Если, конечно, ранее никаких эксцессов не произойдёт.
То же самое в Имеретинской низменности. Кто принял решение, что именно такая конструкция берегоукрепления приведет к сохранению этой части, совершенно непонятно. Такая инженерная защита строится обычно на реках… Таких примером много. Они будут все отражены в докладе Эковахты.
— О каких конкретно проектах Эковахты можно сказать, что они действительно успешные? На что удалось повлиять?
— Пример реки Шахе. Я считаю, что это большая победа, которая случилась благодаря совместной работе экологов и журналистов. Направляя действия гражданских активистов в Кичмае, мы добились того, что незаконная добыча гравия на этой заповедной реке была остановлена. Это только один из примеров.
Я считаю, что способы борьбы Эковахты наиболее эффективные в стране среди экологических организаций, мы всегда комплексно подходим к вопросам, пытаясь влиять на незаконно принятые властью решения. Однако правоохранительные органы странно нас воспринимают, считая маргинальной организацией. Как будто мы такие категоричные, не способные договориться. Но мы всегда готовы предложить способы решения проблемы.
Я не преступник, не скрываюсь ни от чего. Я не сделал ничего такого, за что должен сидеть в колонии-поселении. Возможно, это повлияет и на тех, кто принял решение в отношении меня, чтобы меня посадить. Возможно, будет какая-то новая волна уже после Олимпиады, даже если я буду отбывать это наказание. Кроме того, меня обнадеживает позиция Верховного суда, который заключил, что неправильно и судом, и следствием квалифицированы инкриминируемые нам действия, даже если бы мы их совершали. Причем я настаиваю, что я не совершал никаких инкриминируемых мне действий. Мои адвокаты и я последовательно будем вести эту борьбу. Посадка Витишко на общее состояние не влияет. У нас достаточно людей, средств, возможностей, способов влияния. То, что мы последовательно делали многие годы, это все продолжится.
Как вы думаете, кто виноват в экологических проблемах страны? Власти, которые не соблюдают природоохранное законодательство? Или люди, которым наплевать, что происходит с природой?
Краснодарский край выделяется своим циничным отношением к охране окружающей среды. Здесь практически нет экологических организаций, способных противостоять власти. Эковахта даже при всей своей мощи не может влиять на управленческие решения. Мы хотели бы подсказать, направить, в каких-то моментах консолидировать гражданское общество.
По сути дела, у нас один раз получилось повлиять на ситуацию кардинально, причем это были разрозненные слои населения, — по Кудепсте. Еще одно таковое событие — по пескам Анапы. Первоначально подключившись к кампании и понимая, что это повредит вообще всей Анапе, дальше мы уже передали этот флаг Законодательному собранию Анапы и мэру, и они уже закончили это. Было постановление правительства принято, уже тендер проведен. Уже должна была начаться добыча песка в Черном море.
Следующий объект, который нам угрожает, и он актуализируется после Олимпиады, – это добыча нефти в Черном море. Проекты эти готовы, и «Роснефть» в лице других компаний готовы чуть ли не в 50 километрах от Туапсе добывать нефть. Как это повлияет на курорт? У нас в России нет нормального отношения к своим территориям, «Роснефть» показала, что во многих территориях, где она добывает или что-то строит, например, в Туапсе, всегда что-то нарушает. Такие компании, как «Роснефть», «Газпром», сейчас «Олимпстрой», РЖД, они очень крупные, а на них смотрят другие, более мелкие.
В Хосте у нас была достаточно серьезная кампания по борьбе на Мысе Видном против уничтожения памятника природы «Роща сосны пицундской», его фактически уничтожили. Но РЖД, даже пересадив краснокнижное растение ложнодрок, никак не пострадала от своих варварских методов. Сейчас там «Гранд Отель» начал застраивать территорию коттеджами.
Сейчас «Олимпстрой» говорит, что река Мзымта восстановится в течение четырех лет, кто-то говорит — через десять лет. А мы уверены, что река Мзымта, та экосистема, которая была разрушена, никогда не восстановится, если только совмещённую трассу не уберут. Она полностью уничтожена, и те компенсационные мероприятия — пускай они там миллиарды лосося выпустят (то же самое делали по Шахе: 130 тысяч мальков черноморского лосося выпускают, а в это время в устьевой части копают, в верхней части строят дорогу к «даче Путина») — деньги на ветер. И мальков жалко. Популистское мероприятие, оно размывает весь эффект.
— Как вы стали активистом-экологом? С чего началась ваша природоохранная деятельность?
— Я занимался защитой природы еще до прихода в Экологическую вахту по Северному Кавказу. Боролся с большой компанией «Еврохим», которая незаконно построила терминал в городе Туапсе, абсолютно опасный химический объект по перевалке удобрений. Туапсе является курортом местного значения, и все требования российского законодательства обязывают любого строителя относиться к нему так же, как к курорту федерального значения. Кампания была провальной, не по целям, а по конечному результату. Митинг, на который собрались четыре тысячи человек в 60-тысячном городе, — это достаточно много. И протестный электорат был настроен запретить работу этого объекта.
А дальше началась подготовка к Олимпиаде. И вот тогда я пришел в Вахту. Наша организация заявила о возможных последствиях Олимпиады еще до начала подачи Заявочной книги. Мы настаивали, что те обязательства, которые взяла Россия на себя в рамках подписания международного договора, не будут выполнены.
