Алексей Соболь — мультиинструменталист , в его музыкальном арсенале акустические и электрогитары, индийский ситар, кото — японская арфа/ японская цитра), рояль, саксофон, клавишные, дудук и прочие инструменты. Он — композитор, лидер группы «On one breath», талантливый и харизматичный человек. В свои неполные 52 года уже записал 41 альбом авторской музыки, некоторые из которых изданы за рубежом; участвовал во множестве фестивалей, в том числе и международного уровня; с 1995 по 2015 год – организатор Российско-германского культурного проекта «Квадролог»….
— Алексей, насколько мне известно, ваши родители имели некоторое отношение к искусству. Ваше увлечение музыкой – это результат влияния родителей или же какая-то внутренняя потребность?
– Отец мой Александр Александрович Соболь был (два года назад его не стало) инженером-строителем, но тяготел к искусству и кое-что в нём понимал. Он, кстати, основал галерею скульптуры по дереву, которая до сих пор работает, находится она в районе Хосты. В ней больше 400 авторских работ. «Пластика в дереве», так они называются, величиной с человеческий рост. Но ни он, ни моя мама Нона Петровна (преподаватель фортепиано в музыкальной школе) не особо поддерживали мои музыкальные увлечения. Поначалу я не стал им перечить и поступил в Киевский политехнический институт на факультет электро-радиоавтоматики, но музыка в конце концов взяла своё. Как следствие — Сочинское училище искусств, и после службы в армии я продолжил самосовершенствоваться как музыкант.
Просто ту музыку, что начала просачиваться в Россию, я впитывал, как губка воду. Были у меня друзья, которые в этом плане давали много новой информации, то есть это была внутренняя потребность, и музыкантом я стал не под влиянием родителей, а скорее вопреки их желанию.
— На концерте «Лирика и музыка» в рамках последнего «Квадролога» в Колледже искусств, в котором вы принимали участие, у меня создалось впечатление, что нет на свете инструмента, на котором вы бы не смогли играть. Откуда у вас эта неуёмная тяга, особенно к экзотическим инструментам?
– Допустим, кото, японский инструмент, меня заинтересовал, когда я с женой Оксаной по контракту работал в Японии пару лет в одном музыкальном проекте. Довольно быстро его освоил. Индийский ситар я по случаю приобрёл в Сочи у кришнаитов. Научился на нём играть по школе Шанкара. Волею судеб случилось мне на нём играть непосредственно в Индии на открытии Дней русской культуры… Каждый новый инструмент я использую в своей музыке, как новые краски художник.
— Вы не только исполнитель, владеющий многими инструментами, но и плодовитый композитор: 41 альбом – не шутка! Какое из этих двух увлечений у вас в приоритете?
– Тут всё как-то взаимосвязано. Я даже не задумывался над тем, чтобы стать композитором. Музыка сочинялась сама собою. Была у меня мысль по окончанию училища поступить в Гнесинку, мало того, там работали мои хорошие друзья-педагоги, но они же сами отговорили меня от этого. Они прямо так и сказали, что ты потеряешь свою самобытность, растворишься в мейнстриме среднестатистических музыкантов. И я им за этот мудрый совет очень благодарен.
Когда я сформировал свою первую группу, то главной моей мотивацией изначально было желание не играть что-то, пусть и интересное, но чужое, а создавать своё, авторское, причём это желание возникло скорее не осознанно, а где-то на уровне подсознания. Вообще я никогда в жизни не ставил себе задачи сочинять музыку с какой-то определённой целью. Я всегда отдавал себе отчёт, что все эти мои многочисленные проекты – некоммерческие. Статистика — вещь упрямая: любителей так называемой неформатной музыки, от общей массы – всего 3-5 процентов. Поэтому музицированием я, конечно, зарабатываю, но к творчеству это практически не имеет никакого отношения…
— Раз уж мы затронули тему «хлеба насущного»… Определённая часть музыкантов считает, что работа в ресторане негативно сказывается на их творчестве, портит вкус, а зачастую приводит к полной деградации. Каково ваше мнение на этот счёт?
– Ну, тут всё индивидуально. Может быть, кого-то и портит, но смотря как к этому относиться. Потом, если в 90-е и двухтысячные в ресторанах была востребована, в основном, довольно примитивная музыка, то в последнее время – видимо, вкусы поменялись в положительную сторону — можно найти компромиссные варианты, когда ты играешь пусть и не свой материал, но то, что тебе самому нравится, и таким образом зарабатывать себе на хлеб. Конечно, я бы мог зарабатывать «на жизнь» в других сферах, не связанных с музыкой вообще, но, согласитесь, разумнее же заниматься тем, что ты лучше всего умеешь делать.
— В записях на значительной части ваших альбомов присутствуют одни и те же музыканты, такие, например, как барабанщик Дмитрий Цверианишвили и контрабасист Сергей Землянухин. Вы привлекаете их в свои проекты по дружбе или по их профессиональным качествам?
– И то, и другое. Конечно, хотелось бы поиграть и с другими музыкантами, но в Сочи их не так уж и много, выбор довольно ограничен.
— На ваш взгляд, в чём причина того, что даже весьма именитые современные композиторы (это касается больше всего рок-музыки), имеющие все возможности, в том числе и финансовые, нередко предпочитают свои студийные проекты делать самостоятельно, без привлечения так называемых сессионных музыкантов?
– Причин может быть много, и у каждого они свои, но что касается меня, то большинство партий я записываю сам вот почему. Во-первых, мне это проще сделать самому, чем кого-то звать, объяснять ему, что и как играть, не у всех на это время есть. А во-вторых, мало музыкантов, в которых я могу быть на сто процентов уверен. Допустим, я знаю, придёт виолончелистка Лариса Шкарубская, она сыграет так, как надо, ей иной раз не только ничего объяснять не надо, даже не надо ноты писать! Придёт конкретный барабанщик, я знаю, он сделает то, что я хочу, они меня понимают с полуслова, интуитивно знают, что и как требуется сыграть. А если рассматривать запись как набросок к «живому» выступлению, то раз уж уровень владения инструментом у меня позволяет это сделать, то почему бы не сыграть самому?
— Вы следите за происходящим в мире музыки или же замкнуты в своём собственном пространстве?
— Признаться, не особо слежу, но и сам в себе не замыкаюсь… Есть много чего нового и интересного, хотя не могу не отметить такой негативной тенденции в современном музыкальном пространстве, как засилье электроники, оно, конечно, поубивало много чего….
— Альбом 1998 – «Acoustic romantic songs», как вы сами написали, это «первый и пока последний альбом», в котором вы выступили в роли вокалиста. Как-то не пошло с пением?
– На самом деле, по моей задумке все песни с этого альбома должен был спеть немецкий вокалист Маркус Шпенглер (Markus Sprengler), с которым я познакомился на одном из первых фестивалей «Квадролога». В тот год не получилось к нему в Германию поехать, и чтобы не забылось всё это дело, я решил, что называется, напеть. Ну, вот так напел, перепел и оставил. Короче говоря, попробовал…. А вообще, меня всё-таки интересует больше инструментальная музыка.… В ней я себя как-то лучше чувствую.
— Возвращаясь к «Квадралогу»… Как случилось, что вы стали не только участником, а одним из организаторов этого, на мой взгляд, уникального российско-германского культурного проекта?
– Более двадцати лет назад я познакомился с Петером Хефнером, который впоследствии стал моим хорошим другом. Мы стали ездить друг другу в гости, а потом он женился на Элеоноре Хефнер (Eleonore Hefner), а она как раз занималась различными культурными проектами. Начали мы с небольших концертов, например, с Игорем Максименко, совместные выставки-концерты с художниками, поэтами… А потом возникла мысль объединить эти четыре вида искусства, почему и «Квадролог» – музыка, живопись, поэзия, театр. Стали проводить много фестивалей, как в Германии, так и здесь. Затем возникла длительная пауза, по различного рода причинам, главная из которых – финансовая. Ведь раньше, допустим, в Сочи я мог договориться по личным контактам с администрацией Органного зала или Зимнего театра, и они предоставляли в наше распоряжение свои площадки бесплатно. Теперь всё изменилось, и люди там теперь другие, и отношение администрации города к культуре другое… Тем не менее, несмотря на определённые трудности, мы в прошлом году всё-таки «Квадролог» в Сочи провели, а в этом году уже есть договорённость провести его осенью в Германии. Надеемся, что всё у нас получится.
— Есть ли мечта сделать что-то глобальное?
— В далёком 1992 году я записал музыку для струнного симфонического оркестра, на тот момент я не владел таким количеством инструментов, как сейчас. И тогда, и сейчас я отдавал себе отчёт, что подобные сочинения не рассчитаны на массовую аудиторию, они требуют от неё определённых знаний. Поэтому с реализацией столь серьёзного сочинения пришлось повременить. Как только появится возможность, я к нему вернусь… или напишу что-то новое… Конечно же, у меня есть определённые творческие планы, и по мере возможности я буду стараться их воплощать, но пусть всё идёт естественным путём.
Сочиняя музыку, я всегда писал её искренне. Продолжаю делать это и теперь. Спасибо всем, кто меня услышал и услышит.
