Бернд Кёлер родился в 1951 году в городе Людвигсхафен-на-Рейне. С начала 70-х годов известен по всей Германии благодаря участию в больших музыкальных фестивалях, а также в качестве автора песен с ярко выраженной политической позицией. Его многочисленные альбомы получили множество наград и были отмечены в музыкальной среде. Также он известен как актёр, занятый в различных сценических проектах. Так, в 1989 году он работал совместно с группой ewo2 над мультимедиа-инсценировкой „Howdo youdo Mister Majakowski?”, играл на телевидении. Помимо Германии, выступает с концертами во Франции, Италии, Австрии.
В 1981 году Бернд Кёлер участвовал в молодёжном фестивале политической песни «Красная гвоздика», который проходил в Сочи. Сейчас музыкант живёт и работает в Мангейме.
В юбилейном «Квадрологе» Кёлер стал автором перформанса „Howdo youdo Mister Majakowski?”, который прошел в Художественном фонде Союза художников России. Вместе с известным гитаристом Клаусом Бёссер-Феррари и поэтом Даниилом Да они предложили современную интерпретацию творчества великого русского поэта Владимира Маяковского на русском и немецком языках, проложив своеобразный мост между временами и странами.
После перформанса, а также по завершении «Квадролога» мы поговорили с Берндом Кёлером о поэзии, времени и о взгляде на Россию и Сочи.
— Почему именно Маяковский?
— В молодости меня очень удивило, что есть такой русский писатель и поэт, который отвечал моим политическим мыслям и симпатиям. У него была связь с народом, он говорил для обычных людей, но при этом качество поэзии было высоким. Он был одним из тех, кто слышал, как говорят люди, какие формулировки они используют. И он переработал их в свои стихи, чтобы они были понятны народу. Маяковский призывает хорошо относиться друг к другу, как в стихотворении «Хорошее отношение к лошадям».
Если сравнивать кого-то с Маяковским, то это, наверное, Че Гевара, который хоть и не был поэтом, но тоже говорил на том же языке – на языке народа. Также мне очень нравится трагическая любовь, о которой Маяковский не стесняется говорить в своей поэзии.
— Читают ли Маяковского в Германии?
— Мне кажется, что нет. В Западной Европе в 60-70-е годы было студенческое политическое движение. Тогда это было демократическое движение, но сейчас бы я назвал его революционным. Эти люди хотели разрушить старую систему. В пример ставили ситуацию в Чили, в Латинской Америке и, конечно, в России. В то время стали печатать Маяковского большими тиражами. И эта литература даже попадала в Западную Европу. У меня даже были все пьесы и стихи Маяковского. Он был интересен не только как литератор. «Окна РОСТА» сейчас читаются как комиксы. Я учился графике, мне нравилось, как он свои знания мог переработать в изображение. Мне казалось, что его жизни можно подражать.
Сегодняшний перформанс – это то, чего я так долго желал. Потому что в 1995 году в Германии уже был вечер, посвященный Маяковскому. А сейчас Маяковский в России, да еще на русском языке. Для меня важное значение имеет публика, которая была здесь, само помещение очень понравилось. И то, что я слышу русскую речь. Как будто я попал на родину, на которой когда-то был. И увидел наконец-то это место. Очень рад сегодняшнему вечеру.
— Чем вам интересна тема революции? Ведь сила революции – разрушающая сила.
— Иногда я думаю, может, надо находить какие-то более демократичные подходы, чтобы решать проблемы. Слишком много было революций. Конечно, нужно думать о том, что произошло. Вечер с кинопоказом на «Квадрологе» мне напомнил о времени, когда я был молод и очень политически мыслил. В Германии с ее ужасным прошлым политическая ситуация была такова, что националисты так и остались у власти. Появились студенты, а также рабочие, и поставили под вопрос эту систему. Тогда тоже были такие небольшие клубы, где встречались люди, мы там тоже собирались, читали историю революции. Хотя мы никогда так и не сделали революции, но когда читали об этом и знали, что кто-то когда-то это сделал, это давало уверенность и силы. Тогда я был коммунистом. Мне до сих пор кажется, что капиталистическая система не приведет к хорошему будущему. Все известные революции хотели достичь демократии. Я не знаю, можно ли достичь сейчас этого или нет. Но это чувство, которое тогда было, надо и сейчас его сохранять, чтобы бороться.
В беседе с Семеном Симоновым (правозащитник, президент Южного правозащитного центра. – Прим. автора) мне понравилось, что говорили не о какой-то абстрактной революции, а о вещах, которые конкретно можно изменить. То же было и в фильмах. Мне нравится, что люди собираются и пытаются что-то сделать, это дает надежду. Напоминает те времена, когда я был студентом. Мне было очень приятно узнать, что такое есть в России. Поэтому мне кажется, культура – это что-то очень важное. Во все трех фильмах на «Квадрологе» был показан разный срез жизни, они все очень разные и все очень трогали душу.
— 34 года назад вы уже были в Сочи и участвовали в фестивале «Красная гвоздика», который проходил в легендарном концертном зале «Фестивальный». Как спустя все эти годы вы вспоминаете то время и нашу страну?
— Это была еще одна из причин, почему я приехал в Сочи сейчас. Все радикально изменилось с тех пор. Та неделя, которую я провел в 1981 году в Сочи, это была очень важная неделя в моей жизни. Это было отличное время. В фестивале принимали участие музыканты из 15 стран. Только казалось, что русские поют какие-то сплошные шлягеры. Они были очень дружелюбны, что было очень заметно. Мне нравилось, что были группы из Латинской Америки, из Африки. Мы не так уж много бывали в самом городе. Все время находились вместе с участниками конкурса. Зал у моря мне очень понравился. Мне казалось, что он похож на стадион. На каждый вечер фестиваля были полностью раскуплены билеты.
Благодаря «Красной гвоздике» у меня появилась возможность познакомиться с художниками, музыкантами из разных стран. В Восточной Германии тоже проходил фестиваль политической песни, но и там не получилось так хорошо, как здесь. Интересно, чтобы познакомиться со всеми этими музыкантами, пришлось ехать в Советский Союз, который организовал фестиваль, чтобы мы могли все вместе съехаться сюда. Важно, что город платил за это, давал деньги, не зная, насколько будут хороши те, кто приедут, что они будут петь. Был очень важен именно этот обмен между разными музыкантами.
— А что вам запомнилось больше всего из того визита в Сочи?
— Я бы хотел рассказать одну историю. В один вечер нас попросили спеть русскую песню еще и по-русски. Вообще на фестивале был симфонический оркестр из Москвы. И они должны были сопровождать мою песню на русском языке. Но я прилетел в третий вечер, и оказалось, что оркестр уже не может меня сопровождать. И вдруг мне сказали, что есть некая джаз-группа, которая сможет мне аккомпанировать. Популярную в то время песню «Партизаны на Амуре» («По долинам и по взгорьям». — Прим. автора), которую я собирался петь, всегда очень патетично исполняли. Но я решил спеть ее в стиле кантри. Ее тогда передавали по всем радиоволнам СССР. И мне ответили, что никогда не слышали, чтобы эту песню исполняли так. Но я стоял на своем и ответил, что по-другому петь не стану. И вот начался концерт. В зале 5 тысяч человек или около того. Сначала мне показалось, была какая-то странная суета в зале, и вдруг я заметил, что люди начали петь вместе со мной. А в конце исполнения это был огромный успех. Люди говорили, что этот парень нам вернул песню назад, такой, какой она должна быть. После фестиваля мы
полетели в Германию через Москву и на паспортном контроле, еще более серьезном, чем сейчас, у меня потребовал паспорт абсолютно серьезный парень. Я вижу, как со строгим лицом он изучает мой паспорт. И вдруг он как-то расплывается в улыбке. И говорит по-русски: «Сочи, телевидение!». Оказалось, он видел, как я исполнял эту песню. И вдруг заулыбался, стал таким симпатичным человеком. Я подумал, как может искусство влиять на человеческую жизнь. Мне нравится, когда люди смотрят на привычные вещи по-новому. Как на нашем вечере Маяковского.
Еще на «Красной гвоздике» в один из вечеров нужно было исполнить песню о своей родине. И вот там выступал африканец из Мозамбика. Он вышел практически полностью обнаженный, в одной набедренной повязке с копьем. Он решил, что именно так и представляют себе чернокожего русские зрители. И тут он вытаскивает газету «Правда» из набедренной повязки, переворачивает ее и пытается читать. Понимает, что читает вверх ногами и снова переворачивает, а потом начинает петь свою песню. То есть он был намного интеллигентней, но показал себя таким, каким его представляет советская публика. Нужно быть достаточно интеллигентным, чтобы это сделать.
Эти воспоминания остались в моей памяти до сих пор, значит, это было важно, раз они всплывают в памяти и сейчас.
— С тех пор, как вы были в Сочи в предыдущий раз, наша стана радикально изменилась, то же можно сказать и о городе. Как за это время поменялось российское общество, на ваш взгляд? Какие вообще у вас ощущения от города?
— Самое первое, что бросается в глаза – «Фестивальный» утопал в зелени, а сейчас вообще почти ничего этого нет, много всего построено. Некоторые уголки города я помню. Например, мы во время прогулки по городу шли через висячий мост от рынка, дошли до улицы Гагарина и попали на Цветной бульвар. У меня остались воспоминания от этих мест. И именно таким Сочи я и люблю. Люди все так же сидят на лавочках, гуляют, но заметно, что стало как-то очень тесно. Здание наползает на здание. Какие-то высотки стоят, много всего построено. Впечатление в этом смысле ухудшилось. Сейчас меньше нравится то, что происходит в городе.
Как и в 1981-м году, заметно, что люди здесь очень дружелюбные. Нравится сердечность, открытость в людях. Я имею в виду не только в нашем узком фестивальном кругу. Мне кажется, это все так и осталось в людях. И это меня тоже удивило. Удивило, что периодически мы встречали людей, говорящих по-немецки. Мы зашли сегодня на рынок и встретили женщину, которая говорила только по-русски, но при этом была настолько открыта. Мы встретили много хороших людей. Очень заметно, что появилось много богачей с огромными капиталами. Но, несмотря на это, есть и другие люди.
— А если бы сейчас возникла идея провести фестиваль революционной или политической песни. Приняли бы вы в нем участие?
— Мне кажется, именно музыка могла бы собрать людей сегодня. И не обязательно революционная или политическая. Важно, чтобы появлялось больше людей, которые думают о мире, несмотря на то, что происходит вокруг. Я бы с удовольствием поучаствовал в таком фестивале сам.
— Способен ли, на ваш взгляд, довольно небольшой фестиваль «Квадролог» поменять что-то в отношениях между Германией и Россией?
— Даже самое маленькое растение что-то меняет. Все, кто приняли участие в этом фестивале, – тоже что-то меняют. Они, как мозаика, нормализуют жизнь, составляют единый узор, несмотря на политическую ситуацию, несмотря на то, что есть люди, которые плоско мыслят и говорили некоторым из нас перед поездкой в Россию: «Куда же ты едешь?».
За несколько месяцев до поездки в Сочи мы в Германии посмотрели фильм «Левиафан», поучаствовали в дискуссии, вел ее человек, который отвечает за политические отношения с Россией. То, что люди пришли и на фильм, и на эту дискуссию, как раз и говорит о том — что-то меняется. Это и есть те кусочки мозаики, которые затем складываются в рисунок.
Я очень удивился, что на наш вечер, посвященный Маяковскому, и перформанс Моники и Йорга пришло столько людей. Важно, что приходили те, кому это важно и нужно, интересно, а не чиновники из администрации. Я был удивлен тому количеству людей, которые пришли на выставку в Художественный музей. Я понимаю, что это был выходной, но пришло столько людей, что даже у нас в Германии не всегда бывает так много. Еще больше меня удивило, что на обоих представлениях в Художественном фонде было очень много молодых людей. Самый приятный момент был, когда мы после Маяковского собрались в кругу и обсуждали наш перформанс. Здорово, когда интересуются тем, что ты только что сделал. Только ради этого уже стоило приехать в Сочи.
А если в целом, мне очень понравилось, что молодежь здесь самостоятельная, уверенная в себе. Мне кажется, что у нас в Германии молодежь находится не в центре, где-то в стороне. А здесь есть активные молодые, которые что-то организуют.
Фото Александра Фролова
— Я знаю, что в первый день вашего визита в Сочи вы посетили Олимпийский парк и Красную Поляну. Расскажите о ваших впечатлениях.
— Катастрофа. Если в целом говорить о Сочи, то я против огромных проектов здесь. Я в принципе против больших проектов, даже если у нас в Германии берут большой кусок земли и там начинают сажать деревья. Мне нравится то, что само растет.
Олимпийский парк – это что-то стерильное, холодное. Огромное количество бетона и отдельно стоящие здания, еще и «Формула-1» разъезжает. Слишком все чистое, стерильное. Как декорация.
А деревня наверху в Красной Поляне – вообще смесь средневековья и новодела, я не понимаю, как вообще можно себя хорошо чувствовать в этом месте.
Чего я не понимаю, так это почему в субтропическом городе, где растут пальмы, вообще состоялась Олимпиада. Если только, чтобы показать «Вы думаете, что невозможно? Нет, возможно». Но это не значит, что мне не хотелось сюда приехать. Я с удовольствием провел здесь неделю. В Олимпийскую деревню я больше не поеду, но мне хочется пообщаться с людьми, которые здесь живут. У меня свои отношения с городом.
Ваш трехэтажный рынок, полный разных вкусностей, зелени, в сто раз интересней для меня, чем олимпийская деревня.
И, тем не менее, мне очень понравилось, что в Олимпийском парке для детей, для молодежи много разных мест, где можно кататься на скейтах, можно брать напрокат самокаты, велосипеды, чтобы молодежь, юноши могли все время двигаться. Мне понравилось, что многие молодые здесь занимаются спортом, чтобы держать тело в спортивной форме.
